Киноверсия спектакля «Все, что после» история расставания или нечто большее?

11 апреля на экране главной кинопремьерной площадки страны в «Октябре» прошел показ киноверсии танцевального спектакля Ольги Лабовкиной «Все, что после». Инициатива проекта «Театр в кино», прокатывающего ведущие российские театральные спектакли на больших экранах, дает возможность зрителям более чем 50 городов увидеть постановки главных театров Москвы, Санкт-Петербурга и Казани в кинотеатрах.

С помощью особых приемов в сценографии и современной хореографии, исполненной артистами Балета Москва, авторы погружают зрителя в глубины сюрреалистической реальности. Однако, нетривиальность постановки не ограничивается лишь театральными рамками, так как она представляет собой слияние театра и кино. Значительный вклад в создание этой визуально ошеломляющей картины внесла команда кинематографистов под руководством Константина Голенчика. Именно кинорежиссер, используя весь арсенал кинематографических приемов, придает спектаклю дополнительную глубину и эмоциональную насыщенность. Голенчик использует возможности крупного плана, чтобы подчеркнуть тончайшие нюансы эмоционального состояния каждого танцора, передавая их переживания с невероятной точностью и силой. Ритмичный монтаж, игра света и тени, создают динамичное, захватывающее повествование, недостижимое в рамках традиционного театрального представления. Эти кинематографические приемы позволяют режиссеру выделить отдельные моменты, акцентировать внимание на важных деталях, создавая у зрителя особую интенсивность восприятия.



Однако, использование киноязыка вносит в спектакль определенную субъективность. Зритель видит историю сквозь призму авторского взгляда Голенчика, его интерпретации происходящего на сцене. В отличие от театра, где объект внимания зрителя может быть более расфокусированным, кинокамера позволяет режиссеру управлять вниманием публики, подчеркивая самые значимые моменты. На сцене же одновременно развивается множество параллельных сюжетных линий, танцоры взаимодействуют в сложном, постоянно меняющемся потоке движения. Эта многослойность действия, подобная деятельности колонии муравьев, где каждый индивид выполняет свою определенную роль, создает насыщенную, живую и динамичную картину. Зритель, наблюдая за этим сложным, почти органическим целым, может упустить отдельные детали, однако получает объемное и целостное представление о событиях, происходящих на сцене. Уникальное сочетание театральной и кинематографической эстетики рождает выразительный художественный эффект, выводя зрителя за пределы традиционного восприятия театрального искусства.

Драматургия произведения построена на контрасте двух актов, каждый из которых представляет собой самостоятельную, но неразрывно связанную с другой, часть единого целого. Первый акт — это, словно, гротескная карикатура на привычную нам реальность. Сцена, на первый взгляд, кажется вполне реалистичной: обычная, даже несколько аскетичная обстановка квартиры — грубый стол, простые табуреты, диван, торшер, одинокое окно и, что особенно примечательно, душевая кабина, словно случайно затесавшаяся в этот скромный бытовой пейзаж. Все это призвано создать иллюзию обыденности, усыпить бдительность зрителя, заставить его поверить в призрачную стабильность окружающего мира. Костюмы актеров тоже кажутся на первый взгляд обычными, но в их движениях, в манере поведения, проглядывает некая неестественность, карикатурность, скрытая эксцентричность, словно танцоры играют самих себя, но в искаженном, гротескном зеркале.

Однако эта иллюзия реалистичности быстро разрушается. Пространство сцены, ограниченное двумя стенами, начинает преобразовываться на глазах. Двери и окна, изначально казавшиеся обычными бытовыми деталями, превращаются в некие порталы, проходы в другие измерения, в другие реальности. Герои появляются и исчезают, словно призраки, в их хаотичном танце присутствует как некая застывшая постановка, так и импровизация. Ольга Лабовкина использует в хореографии ломаные линии и искаженные позиции, отдаленно отсылающие к классическим, чтоб с помощью пластики танцоров подчеркнуть фарс происходящего. Музыкальное сопровождение первого акта добавляет атмосферы тревоги и безысходности. Мотивы, отдаленно напоминающие саундтрек к фильму Андрея Тарковского «Сталкер» (композитор Эдуард Артемьев), создают ощущение нарастающего напряжения, предчувствие неминуемого апокалипсиса, разделение двух миров. В этой тревожной атмосфере заложен основной конфликт, который лишь намечен, но еще не разворачивается во всей своей полноте. Даже обычные предметы обретают символическое значение, становясь метафорами упадка и надвигающейся катастрофы.



Второй акт спектакля — это апокалипсис, представленный не как разрушение мира, а как его трансформация. Мир изменился, но все еще узнаваем. Руины прежней реальности, оставшиеся после катаклизма первого акта, становятся новой сценой для драматических событий. Пространство преображается, приобретая причудливые, порой сюрреалистические формы, отражающие хаос и деформацию бывшей обыденности. Поведение танцоров меняется: они движутся более слаженно, общаясь в быстрых, эпизодических взаимодействиях. В этом визуальном калейдоскопе бесконечной суеты просматривается заложенный в первом акте конфликт, который теперь набирает особую остроту. Здесь уже нет призрачной стабильности, только хаос, бесконечная игра сил, в которой герои борются за выживание, за место под солнцем в этом новом, измененном мире. Однако, несмотря на кажущийся беспорядок, в этом хаосе можно разглядеть закономерности, некую новую систему отношений, которая возникла из пепла старой реальности. Именно это создает ощущение завершенности, несмотря на открытый финал, который оставляет зрителя с чувством неизбежности изменений и непрерывности жизни даже в самых чрезвычайных условиях.

Спектакль «Все, что после» по словам его создателей, прежде всего, погружение в мир разрыва любовных отношений. На первый взгляд, перед нами разворачивается интимная драма, отражающая личные переживания героев, их боль и отчаяние. Однако, глубина и многогранность образов, сложная символика, используемая режиссером и драматургами, позволяют интерпретировать постановку гораздо шире, расширяя ее значение далеко за рамки частной трагедии. Спектакль становится метафорой сложности человеческих взаимоотношений, затрагивая вечные темы не только бытия и любви, но и смерти.



В такой трактовке первый акт можно рассматривать как своего рода чистилище. Это место, где герои сталкиваются лицом к лицу с последствиями своих поступков, с душевными терзаниями, с осознанием разрушенных надежд. Атмосфера напряжения, задумчивости и неизбежного расставания заполняют комнату, в которой герои проживают последние моменты своих отношений, постепенно осознавая необратимость произошедшего. Во втором акте сцена превращается в нечто более абстрактное, метафорическое.

Путешествие по реке Стикс, символизирующей переход в загробный мир, подчеркивает окончательность разрыва. Красную массу людей, представляющую собой нервозный, пульсирующий организм, можно интерпретировать как аллегорию ада, как хаос и беспокойство современного мира, в котором герои потеряли свою пристань. Визуальное воздействие, выполненное с помощью выразительной хореографии, подчеркивает глубину душевной боли и дезориентации, которые испытывают персонажи. Красный цвет сам по себе является символом страсти, агрессии, но также и жизни, и смерти. Его использование вносит дополнительный слой значений в постановку.

Однако на протяжении всего спектакля на сцене находится один постоянный образ — кактус. Этот неприметный, колючий цветок, способный выживать в самых экстремальных условиях, является символом жизнестойкости и стойкости. Его непривлекательная внешность отражает внутреннюю боль и разочарование героев. Он не радует глаз красивыми линиями, не излучает ярких красок, но в нем заложена невероятная сила жизни. Именно это подчеркивает кульминационный момент спектакля — распускание красного цветка кактуса. Это метафора рождения новой жизни, надежды на лучшее будущее, несмотря на все пережитые испытания. Кактус символизирует здесь способность человека выживать, восстанавливаться после самых тяжелых ударов судьбы. Он показывает, что даже в самых безнадежных ситуациях жизнь продолжается, и в ней всегда есть место для новой надежды, для раскрытия своего потенциала. Именно это послание несут авторы спектакля: жизнь — сильнее всего.

Больше интересного о танцах ищите в нашем Telegram-канале.